Х. Ортега-и-Гассет  в «Что такое философия?» указывает: « В сущности философия является игрой идей, поэтому в Греции, где она родилась, как только досократики оправились от травмы, причиненной ее открытием, в философских высказываниях прочно установился радостный стиль поединков и спортивных состязаний.  Философия стала такой же игрой, как метание диска или борьба». К этой мысли испанский философ возвращается несколько раз, все более подчеркивая, что познание и есть игра человеческого мышления с миром вне себя и в самом себе, и что эта игра  рождает само знание, «...философствованию больше соответствует не тягостная серьезность жизни, а алкионическая жизнерадостность спорта, игры». У.Минто отмечает: «В диалектических играх древности обыкновенно предлагается ясно поставленный вопрос, и вопросительная форма ставила диспутантов в тесные рамки». Тем самым подчеркивается, что первоначально философия развивалась как чистая игра духа, игра мышления с миром предметов и мыслей о них.

М. Монтень в своем знаменитом философском исследовании «Опыты» указывает: «А в Сократе примечательнее всего то, что уже в старости он находит время обучаться танцам и игре на музыкальных инструментах и считает, что время  это отнюдь не потеряно даром». Образ гениального греческого философа прекрасно вписывается в образ играющего человека: «Он не отказывался ни играть в орешки с детьми, ни забавляться вместе с ними деревянной ложкой и делал это очень охотно. Ибо, учит нас философия, всякая деятельность подобает мудрецу и делает ему честь».

Платон  в фундаментальном труде «Законы» довольно неожиданно выдвигает тезис, что сам человек всего лишь кукла в руках бога,  всего лишь игрушка. По своей собственной воле человек сделать ничего не может, человек-кукла управляется через нити, один конец которых  у богов. Если дернет он за золотую нить, то человек становится добрым, благим, добродетельным. Самое удивительное, что Платон видит в этом  находит  разумное основание человеческого бытия в своем идеальном государстве: «Я утверждаю, что в серьезных делах надо быть серьезным, а в несерьезных – не надо. Божество по своей природе достойно всевозможной  блаженной заботы, человек же, как мы говорили раньше, это какая-то выдуманная игрушка бога, и по существу это стало наилучшим его назначением. Этому и надо следовать; каждый мужчина и каждая женщина пусть проводят свою жизнь, играя в прекраснейшие игры, хотя это и противоречит тому, что теперь принято». По Платону: «Надо жить играя. Что ж это  за игра? Жертвоприношения, песни, пляски, чтобы снискать к себе милость богов, а врагов отразить и победить в битвах». В этом философ и видит основу разумного поведения человека, который всячески будет пытаться дергать нити порочной жизни. В этой фразе есть известное противоречие –  человек всего лишь пассивная одушевленная  кукла,. С одной стороны, а, с другой стороны, от себя же он и зависит .Эта двойственность неожиданно перекликается с исследованием современного философа Эрика Фромма, который показывает человека в постиндустриальном обществе, человека, которого само общество, построенное на частной собственности и товарном производстве, рассматривает как товар: «Однако, поскольку успех в большой степени зависит от умения продать себя, поскольку человек ощущает себя товаром или одновременно и продавцом, и товаром. Человек более не заинтересован ни в собственной жизни, ни в собственном счастье, он озабочен только тем, чтобы не утратить способности продаваться». Современное общество низводит человека до положения придатка машины, превращая его в тотального потребителя, в homo consumens, в простого наблюдателя, даже не зрителя: «Все свое время он тратит на то, к чему у него  нет интереса, с людьми, не представляющими для него интереса, производя вещи, в которых он не заинтересован; а когда он не производит, он потребляет. Он вечный сосунок с открытым ртом, «вбирающий в себя» без усилий и без внутренней активности все, что ни обрушивает на него индустрия, развеивающая скуку (и нагоняющая тоску), – сигареты, спиртное, кино, телевидение, спорт, лекции, – с тем лишь ограничением, что ему по карману. Но индустрия, развеивающая скуку, то есть индустрия развлечений, автомобильная промышленность, киноиндустрия, телевидение и т.д., может преуспеть только в том, чтобы воспрепятствовать осознанию скуки. В действительности же она усиливает ее, подобно тому как соленое питье усиливает жажду, вместо того чтобы утолить ее. Тем не менее скука остается скукой, даже если она не осознана».

Задание, которое добровольно взял на себя М.Хайдеггер это спасение всего бытия, выражающее на базе уже существующих традиций мировой философии создание нового типа разговора с бытием. Им, в общем-то была задумана радикальная коммуникативная революция, в ходе которой происходит деструкция прежних языковых и собственно мыслительных предпосылок и конструирование совершенно новой языковой игры, которая опирается не на представление, а на данность самого бытия. Бытие выступает не как предмет познания, власти. Воли, преобразования , а дар, который должен быть принятым самим человеком. Поэтому Хайдеггер утверждает, что мы не мыслим, и вообще, что значит мыслить ? Главной опорой существовавшего до сих пор мышления было восприятие: воспринимаемое мыслиться как находящийся перед нами предмет– присутствующее, сущее в его бытии. Хайдеггер трактует эту установку не как субъектную позицию, а выводит ее из того, что бытие представлялось как сущее, как наличествующее в его наличии. «Чтобы мыслить собственное бытие, требуется оставить его как основу сущего в пользу играющего давания, скрытого в раскрытии, т. е. ради дано. Бытие принадлежит этому дано в давании как дар»

Теория игр в социологии искусства основывается на кантовском принципе незаинтересованности эстетического чувства и суждения. Этим принципом И.Кант уловил важнейшую, специфическую особенность игровой деятельности как деятельность свободную, осуществляемую на основе глубокой внутренней потребности к деятельности вообще, а не под влиянием целесообразности, как силы проистекающей извне человека. Игра выступает как чистая целесообразность без какой-то бы ни было цели. Именно такую деятельность И.Кант противопоставляет целесообразной деятельности в форме труда (работы), которая в общем-то не выделяет его из области природной, жестко фиксированной необходимости. И.Кант в трактате « О педагогике» рассматривая культуру души касается и игры, указывая на важность игры ребенка и ее коренном отличии от  трудовой деятельности: «При работе приятно не занятие само по себе  – его предпринимают ради какой-нибудь цели. При игре же, наоборот, приятно само занятие без какой-либо иной посторонней цели.» Показывая распространенность детских игр во многих странах, философ подмечает одну особенность, а именно как обходиться без одного чувства (например, при игре в прятки).  И.Кант показывает, что и взрослые люди продолжают играть, но уже в собственные игры: «В самом деле, странно видеть, что благоразумные люди часто в состоянии часами сидеть и тасовать карты. Отсюда ясно, что люди не так-то легко перестают быть детьми». Немецкий философ разделяет игру от работы, выделяя игру лишь в качестве пропедевтики трудовой деятельности, лишь как часть индивидуального и общественного бытия и не более того: «Крайне вредно приучать ребенка смотреть на все, как на игру. Должно быть время для отдыха, но должно быть также время и для  работы»